Benjamin Blyudnikov

לידה
19241924 רגיל
1923 יל
ה תרפד עברי
גיל
100
הורים
יעקוב גיטל גרמן
בני זוג
Chani Krakovskaya
ילדים
Bʹyarn Blyudnikov Bent Blyudnikov

תחום העיסוק
מקצועות טכניים
Technical activity –
activity directed to the resolution of technological problems, in the broad sense.
This type of activity includes following professions:
- engineer,
- technical designer,
- technologist,
- agriculturalist, etc.
אומנויות
Artistic activity –
activity related to art.
This type of activity includes following professions:
- painter,
- poet,
- composer,
- writer, etc.
תחום אינטלקטואלי / מדעי
Scholarly activity -
activity related to the expansion of the limits of knowledge.
This type of activity includes following areas:
- science,
- philosophy,
- theology, etc.
תגיות
יהודי,
הערות
Я учился в центральной еврейской школе Копенгагена, в которой затем учились мои сыновья, а теперь – и пять моих внуков и внучек. Школу окончил в 1942 году, когда уже почти 2 года продолжалась немецкая оккупация страны. Вместе со мной эту школу окончил и младший сын главного раввина Дании Бент Мелхиор, ставший позже членом датского парламента. Утром 9 апреля 1940 года, когда я направлялся в школу, над городом летали немецкие самолеты. Только вечером стало известно, что Дания капитулировала. Никаких драматических изменений в нашей жизни не произошло, но, тем не менее, обстановка вокруг нас стала иной: по улицам фланировали немецкие солдаты, вечерами предписывалось затемнять окна, на некоторые продукты питания было введено нормирование, появились бомбоубежища, в которые нам так и не пришлось прятаться. Когда 29 августа 1943 года на улицы Копенгагена вышли немецкие танки и немецкой гражданской администрацией было объявлено чрезвычайное положение, стало ясно, что мирное сосуществование с оккупантами закончилось. Сразу же поползли слухи: что-то должно случиться с датскими евреями. Когда эти слухи достигли определенного критического уровня, мои родители решили, что опасность касается только молодых мужчин, которым угрожает мобилизация на работы в Германии. Я стал ночевать у наших датских друзей, и, когда однажды утром один мой товарищ, дежуривший ночью в полицейском участке, разбудил меня и рассказал, что ожидаются рейды по квартирам евреев, мои родители решили, что мне пора бежать в Швецию. Еще не было штаба по спасению, еще не предпринимались никакие организационные мероприятия по переправке евреев, не были решены вопросы о статусе беженцев в Швеции. Группа из 10 молодых людей решила действовать на свой страх и риск. Мы переправились на север от Копенгагена к побережью пролива и темной ночью погрузились в шлюпку на веслах, украденную и спрятанную накануне. Казалось, все складывается благополучно – среди нас были пловцы и умелые гребцы, знающие, как ориентироваться в море. В нескольких километрах от датского берега в шлюпку стала поступать вода, и лодка стала крениться. Ладонями и шляпами мы принялись вычерпывать воду, перегруппировывались, чтобы выровнять положение лодки – все было тщетно, и мы поняли, что тонем. Наши мольбы о помощи поглощала ночная мгла, мы были обречены. Трое из нас решили плыть назад, и облегченная шлюпка получила возможность держаться на плаву, но без движения. Уплывшие товарищи утонули, мы слышали их крики, но были бессильны помочь им. Держась за край лодки, я чувствовал, насколько холодна вода, как судорога сводит ноги. Я был уже без сознания, когда свет фар выхватил нас из ночной тьмы: неподалеку оказалась землечерпалка, и моряки направили ее на крики. Позже мне рассказали, как упрашивали моряков доставить нас к шведскому берегу, предлагали деньги, но капитан отказался и высадил нас неподалеку от Хельсинора. Я очнулся в карете «скорой помощи», и нас доставили в местный госпиталь. Утром у входа появился немецкий патруль, и мы едва успели выбраться через заднюю дверь. Нас спрятали в доме врача, а вечером следующего дня мы присоединились к небольшой группе евреев, которые уже договорились с рыбаками о переправе. Мы собрали по 1000 крон, как было оговорено ранее, и ночью рыбацкий баркас доставил нас к шведскому побережью в районе городка Хельсинборг за несколько часов. Однако здесь нас не ждали – шведские пограничники не разрешили нам высаживаться, но рыбаки нас успокоили, и вскоре мы высадились на пустынный берег несколько дальше от городка. Обсуждая возможные причины поведения шведских пограничников, мы позже пришли к выводу, что так как наш побег был одним из первых, возможно, еще не был официально разрешен вопрос о статусе беженцев, и пограничники не получили еще соответствующих инструкций. Утром в Хельсинборе нас зарегистрировали и временно поместили в курортном кампусе, который в это время года пустовал. Позже туда направляли и других беженцев. Когда мои родители и сестра Анна с семьей переправились в Швецию, мы быстро нашли друг друга. Но виделись мы не часто. Дело в том, что за 2 месяца до побега я поступил в Технический университет Копенгагена, и здесь мне была предоставлена возможность продолжить обучение в Университете Стокгольма на датском языке. Профессор Харалд Бор, брат нобелевского лауреата Нильса Бора, организовал эти курсы (после войны Ученый Совет Копенгагенского университета одобрил программу курсов, и датские студенты-евреи окончили университет в те же сроки, что и их сверстники неевреи). В Швеции было утверждено Центральное управление беженцев, которое оперативно решало весь комплекс вопросов – материальное обеспечение, жилье, обучение, работа. Был создан так называемый полицейский отряд Дании, фактически, военная датская бригада (статус нейтральной страны не позволял Швеции создавать вооруженные силы воюющих сторон), и мы, студенты, сдав экзамены, начали напряженно тренироваться по программе рекрутов. В составе бригады я вернулся в Данию 4 мая 1945 года. Мы высадились на побережье у Хельсинора, и жители встречали нас с цветами и со слезами на глазах. При подходе к Копенгагену мы вступили в ожесточенную перестрелку с немцами, и несколько бойцов погибли. В освобожденном городе мне удалось дозвониться до нашего лендлорда*, и он сообщил, что наша квартира и все наше имущество целы, а 18-месячный рент регулярно оплачивал муниципалитет. Через некоторое время вернулись родители и немедленно въехали в нашу квартиру. Наш батальон занял позиции на нашей южной границе с Германией, и вскоре мы смогли приветствовать американских и английских солдат. После расформирования бригады я смог продолжить обучение в университете и окончил его в 1950 году. Моя первая работа – инженерная должность в технической корпорации армии Дании, где я работал в отделе по реконструкции автомобильной техники, оставшейся от войны. Затем я стал руководителем этого отдела, а через несколько лет был принят на работу в частную компанию в качестве руководителя службы обслуживания автомобилей, поставляемых из Англии и Германии. Моя последняя перед выходом на пенсию работа – менеджер телефонной компании Копенгагена. Еще до бегства в Швецию я познакомился с еврейской девушкой Хенни Краковской, родители которой иммигрировали в Данию в 1911 году. Наша свадебная церемония состоялась в центральной синагоге Копенгагена в 1947 году. Мать Хенни, Дора (Лея-Доба) Шагал приехала из Полоцка через Ревель. Отец Хенни, Абрахам Краковский приехал из Польши, где он был известным деятелем идишиской культуры. Поэтому Хенни до сих пор прекрасно говорит и пишет на идише. После смерти ее отца, в 1957 году, часть его архива была передана в Нью-Йорк, в институт восточно европейского еврейства YIVO, а библиотека – в еврейский отдел Королевской библиотеки Дании. Наши сыновья Бьярн (1952 г.р.) и Бент (1954 г.р.) после окончания еврейской школы учились в Университете Копенгагена на инженерном и историческом факультетах. Бьярн работает в крупной международной компании. Он женился на датчанке Матильде, враче, имеющей свой офис в Копенгагене. Их сын и дочь учатся в еврейской школе, и, в отличие от обычной традиции смешанных браков, Матильда прошла гиюр, и в их семье соблюдаются все еврейские традиции. Бент проработал 10 лет в Национальном архиве Дании и на основании изучения исторических архивов написал около 20 книг, изданных в Дании. В одной из них он показал судьбу российских солдат царской армии, оказавшихся в плену в ходе Первой мировой войны и интернированных в лагеря нейтральной Дании, в другой – отразил борьбу за спасение части европейского еврейства в ходе Второй мировой войны. Сейчас Бент работает в газете «Berlingske Tidende». Интересная деталь: он много лет возглавлял раздел газеты, ведущий открытую дискуссию о трагедии жертв коммунистических режимов стран восточноевропейского блока, притом, что его дед Яков был сторонником коммунистических идей Ленина, считая, что только Сталин был ответственным за перерождение коммунизма. У Якова Блюдникова в Дании было много сторонников-интеллектуалов, разделяющих его взгляды, и именно внук социалиста-бундовца стал их оппонентом. Не случайно журналист Бент Блюдников был приглашен взять интервью у премьер-министра Дании. Бент женился на еврейской девушке Ире Хартогсон в 1989 году. Предки ее отца прибыли в Данию более 200 лет назад из Германии, а матери – из России. У Бента и Иры трое детей – дочь и два сына, которые учатся в той же еврейской школе, в которой учились и их предки. Дело в том, что эта школа в Копенгагене существует уже 200 лет, является неотъемлемой частью истории датских евреев, и для Бента приглашение написать книгу об истории этой школы и ее выдающихся выпускниках явилось почетным и приятным сюрпризом. Я начал рассказ о нашей семьи с 1913 года, когда мои родители, два молодых иммигранта из Витебска, прибыли в совершенно незнакомую страну Данию, не зная ее языка, не имея никакой информации о ней и никого в ней не зная. Отцу был 21 год, а матери 19... Отработав портным 44 года, отец вышел на пенсию. Датская пенсионная система обеспечила им такие же экономические условия существования, как и в период активной трудовой деятельности. Отец умер в 1968 году, мать – в 1971-ом. Они оставили после себя 18 прямых потомков, граждан Дании и Норвегии, часть из которых имеют уже свои большие семьи. Большинство из них собираются у нас вместе два раза в год – на Хануку и Песах. Я вышел на пенсию в 1987 году, отработав 37 лет. В настоящее время являюсь заместителем редактора датского журнала «Жизнь в Израиле», выпускаемого раз в три месяца, а также пишу статьи для журнала-обозрения датской Автомобильной ассоциации. Много времени я уделил, будучи на пенсии, составлению семейного генеалогического древа. Эта работа была исключительно трудной, так как все семейные корни Хенни и мои остались за «железным занавесом». В моем распоряжении были довоенные письма и фотографии из России, обрываемые 1930-ми годами, остались в памяти воспоминания родителей, но, к большому сожалению, я не записывал и не систематизировал эту информацию в то время, когда они были живы. У моего отца Якова Блюдникова в России остались пять братьев и сестер, а у матери Гитл Герман – девять. Большая родня осталась и у Хенни как со стороны отца Абрахама Краковского, так и матери Леи-Добы Шагал. В начале 1990-х моим помощником в работе стал Гирш Райхельсон, соавтор данной статьи. Совместно с ним мы наполнили содержанием данные о всей материнской родне, всех 24-х моих двоюродных братьях и сестрах, их детях и внуках. Древо «обрастало» сотнями имен, и эта работа еще не окончена. Неожиданной удачей в этой работе стало документальное доказательство родства Леи-Добы Шагал с живописцем Марком Шагалом. Его сводным двоюродным братом оказался ее отец – Иосиф Гиршевич Шагал, родоначальник эстонской, датской и израильской «ветвей» шагаловского древа. У Марка Захаровича и Иосифа Гиршевича был один дед – Давид-Мордух Есселев Сегал. А вот бабушки были разными: у Иосифа бабушкой была Лея-Сара, первая жена Давида-Мордуха; у Марка бабушкой была Башева, его вторая жена.
מקור מידע
Бенжамин БЛЮДНИКОВ и Гирш РАЙХЕЛЬСОН * Benjamin BLYUDNIKOV, Girsh RAIKHELSON / ИСТОРИЯ ЕВРЕЙСКОЙ СЕМЬИ В ДАНИИ